Турецко-немецкая швея Рабийе Курназ живёт в Гамбурге. Её сына, Мурата, арестовывают в Пакистане, обвиняют в связях с террористами. Рабийе едет в Вашингтон, стучит в двери чиновников: «Где мой мальчик?» Встречает адвоката Бернарда, пьёт с ним кофе из бумажных стаканчиков. Они подают иск против Буша. В зале суда Рабийе роняет сумку, документы летят по полу. Чиновник шепчет: «Вы понимаете, с кем боретесь?» Она поправляет платок: «Я мать. И я не уйду».
В старом районе, где дома с облупившейся краской, бывшие друзья собираются в подвале. Игорь, с сигаретой в зубах, разбирает старые фотографии: «Помнишь, как мы тогда с Катей...» Сергей молча чинит замок на двери. Антон, с перебинтованной рукой, нервно стучит пальцами по столу: «Надо быстрее, пока они не нашли нас». На улице дождь. В углу лежит ржавый ящик с инструментами. «Ты уверен, что он не предаст?» — спрашивает Игорь. Сергей бросает ключи: «Не знаю. Но выбора у нас нет».
Весна 1945-го. Кай и Фредди, подростки из Берлина, прячутся в разбомбленном подвале. «Консервы кончились», — шепчет Фредди, разглядывая пустые банки. Они крадут хлеб у советских солдат, ночью перебегают через руины. Встречают Лену, сироту с обгоревшим мишкой. «Меня зовут не Лена, — огрызается она, — а Эльза». Трое ищут родителей Кая в Гамбурге. Спят в брошенных вагонах, едят сырую картошку. Фредди кашляет кровью. «Это просто простуда», — врёт он. Советский патруль задерживает их у моста. Кай